Игорь Владимирович (Александр Калягин) уже четыре года в разводе с Верой (Маргарита Терехова) и в незаживающей разлуке с дочерью Олей (Рита Сергеечева). В его новой семье с Татьяной (Ада Роговцева) и её сыном Димой (Никита Михайловский) уже так же холодно и тихо, как и в оставленной им когда-то. Тема «странных взрослых» Аян Шахмалиевой получила своё продолжение и развитие, углубление, «выросла» вместе с чудодейственным ангелом-хранителем заповедных шахмалиевских тем в кино – милой и удивительной в своём даре сопереживания Ритой Сергеечевой. «Странно» уже не вокруг семьи, в которой живёт девочка, теперь уже подросток. Холодно и одиноко в самом её старом доме, оставшемся без отца, как на корабле, продолжающем свой путь без капитана. Капитан покинул корабль первым.

Бесспорно, это одна из самых лучших, самых пронзительных ролей А. Калягина. Игорь Владимирович – честный и чуткий человек, так похожий на отца Тони-Джульетты из «Странных взрослых» в своей простоте и жажде души. Но здесь отец девочки – хирург, а не театральных дел мастер. Его каждодневный труд – резать по живому, отделяя одно от другого, и его профессиональная обязанность – решать, когда и как это делать, и делать ли. Вот и в судьбе своей и самых ближних своих он решился на операцию четыре года назад, когда кризис непонимания и отчуждения с половиной своей был на пике. Операция прошла удачно, как казалось. Вот только в отделённой им, воспалённой и «больной» половине его, в Вере, он забыл часть самого себя, «здорового» и живого. Он забыл Олю. И теперь она болит у него там, ‘зашитая’ в другом доме. Острой боли нет, но тем она сильнее, потому что постоянее. Когда стало труднее – с Верой в прошлой жизни или с Татьяной в новой сказать уже определённо можно. Игорь Владимирович обнимает свою дочь, как прикладывают лечебное средство, чтобы стало хоть немного легче, хоть на время.

И Оля чувствует, как она нужна отцу. Она отвечает любовью раненой вглубь души своей на его предательство, чтобы облегчить его муки. Она говорит, что хочет стать врачом, как её папа и мама. Но она уже врач. Так сложилась её жизнь – так сложили начало её уже вовсе не детской жизни взрослые семейные доктора, родители. А врач – это не занятие, это как сосуд для души: разбей сосуд – и душа растечётся. Оля вышла из дома, пошла по вызову, сама не своя, сама не понимая, как же это она так. Оля исцеляет всех, кому нужна помощь.

Помощь нужна Диме. Дима – начинающий художник, ему нужна «тема», в которой «что-то» было бы. Ему нужно вникать в себя, быть непонятым хотя бы в какой-то степени, быть возвышенным и отстранённым от окружающей жизни с её болью и страданиями. Ему нужны «настоящие» краски. Оля даёт ему надежду, даёт ему путь. Помогает ему, сжав руками своё сердце, чтобы не билось от ревности. Помогает его маме, которая в другом отражении называлась бы её соперницей, её контрольной стрелой с ядовитым наконечником, попавшей в самое сердце тогда ещё совсем девочки. Таня понимает, что наделала, возлюбив Олиного отца «больше жизни». Она чувствует, видит в каждом движении, что неправа, и каждое движение ей причиняет не меньшую боль, чем покой без Игоря Владимировича, если бы он, прозревший, вернулся к Оле в дом. И Оля жалеет её. Оля победила её, потому что она любит отца больше и по-настоящему, она готова вернуть, отпустить отца полностью, не разрывая живую душу его на две части в споре, кто – Таня или она – имеет право на отца. Как в той притче мудрого Соломона о двух матерях одного младенца, в которой истинная мать отступила от меча, разжав руки, в которых было самое дорогое на свете – плоть от плоти и кровь от крови.

Оля остаётся одна. Её лишают всего, даже дома родного, даже города, в котором она выросла. Нет той жертвы, которую врач не принёс бы из души своей, чтобы облегчить страдания больного, чтобы больной встал на ноги, чтобы исцелился. И нет большей награды для врача, чем это исцеление. Можно ли надеяться на него в Олином отце? Трудно сказать. Может быть, он найдёт в себе силы что-то изменить на своём пути в сырые и холодные часы, дни и годы «странной» ленинградской ночи, белой, как полотно. А может быть, его боль успокоится. И настанет прилив тепла, покоя и безмятежности, какой бывает у замерзающих в ледяной пустыне, засыпающих беспробудным сном. Время покажет.

Только «в голове – ерунда». Очень хочется, чтобы каждый был кому-то дорог. И не опаздывал ЖИТЬ.